
«И вдруг, прямо передо мной из вьюги выступило что-то огромное, белоснежное и величественное. Длинный мягкий мех развивается на ветру, матово поблёскивают молочно-белые клыки, выступающие над нижней челюстью, потухший взор больших голубых глаз смотрит сквозь меня. Казалось, нет в мире величественнее и прекраснее картины, чем та, что предстала. И не было, просто не могло быть сомнений в том, кто встретился мне посреди Белой тьмы. Я поразился, насколько Зверь оказался схож с моей детской фантазией – огромный тигр, покрытый густой белой шерстью. Я глядел на него и не мог налюбоваться».

«Так и поехали они в путь-дорогу. Улрин болтал в течение всего пути, рассказывал различные пошлые анекдоты и не более приличные истории из жизни, а Эорлас лишь вздыхал и недовольно покачивал головой, как делал его отец, когда был недоволен им».

«…Это были дикие леса, где редко-редко можно было встретить человека, а чаще – нелюдя. Ясными ночами седые призрачные псы, видимые только в лунном свете, рыскали между замшелыми стволами, и я пробирался через эти места напрямик, ибо ничего другого мне тогда не оставалось.
До заката оставалось уже не так много, когда я увидел девушку в этом лесу. Она лежала, согнув спину, на боку, на расщеплённом стволе поваленного дерева. Худая и черноволосая, она то ли спала, то ли ей было плохо. Я шагнул к ней сквозь заросли бледно-багровых цветов и окликнул.
Она начала оборачиваться, поднимая голову, и прилипшие к стволу волосы потянулись клейкими тягучими нитями, а выпирающие позвонки стали раскладываться с влажными щелчками. Она оборотила ко мне длинную белую морду, высокая, безглазая, с шевелящимися отростками вместо ногтей, и я, ошпаренный ужасом, попятился и побежал…»

«Не мешкая более, он одним ударом плеча вышиб дверь и выломился к ним.
Бруха и Халле стояли рядом.
– Хватай его! – басом сказала бруха, протянув руки и впившись невидящим взглядом куда-то правее Коркранца. Пирожок, понял он. Она же тоже ела пирожок.
С таблеткой более-менее было понятно, а вот чьё мясо … Не думать. Тем более что от большей части пищи и препарата он избавился.
Он всё равно почти ничего не видел, относительно ясным оставался только скудный пятак в центре поля зрения. Но ему хватило этого, чтобы различить, что случилось с Халле.
Оставалось только порадоваться, что он не оставил ему револьвер.
Халле был обнажён по пояс, казалось, он стал выше, ссутулился. Синие вены оплели руки с внезапно длинными пальцами. Ярко-голубые глаза блуждали, словно собираясь обморочно закатиться.
И теперь Коркранцу стало понятно, куда делась вторая шляпа Дружка.
Он снова её надел.
– Таблеточку дала, – одними губами, на вдохе ужаса, повторил Коркранц.
Халле, который теперь был Джоком, сжимал свой казённый нож, метя снизу вверх. Примерно Коркранцу под вздох. За поясом был заткнут второй, столового серебра.
– Халле, это я! – крикнул наказатель. Он хотел прицелиться в бруху поверх плеча напарника, но не рискнул – он почти её не видел.
– М-гммммм…. – согласно промычал Халле. Светлая чёлка упала на один глаз, делая его почему-то похожим на ненастоящего, карнавального мертвеца».

«Я должен идти к НЕЙ, идти, во что бы то ни стало. На юг. Навстречу палящему солнцу и яркому небу».

«...С потолка и стен в несколько ярусов причудливым каскадом свисали зелёные растения. Всевозможных форм и оттенков с распустившимися красными, розовыми, жёлтыми цветами, они напоминали висячие сады Семирамиды. Между ветвей плавали разноцветные рыбы, плавно перебирая в воздухе веерами плавников, и я поймал себя на мысли, что всё-таки сплю. Увиденное никак не могло быть реальностью моего мира.
Среди зарослей я заметил фигуру в голубом до пят балахоне. Это был старик. Он старательно выводил гусиным пером какие-то символы на пергаменте. Голову старца покрывал капюшон, вокруг которого золотистым облаком-ореолом мерцали песчаные частицы. Борода волнистым дымком струилась вниз, янтарные прядки, будто водоросли, плавно покачивались в воздухе. Старик походил на мага. Когда-то в детстве похожих старцев я видел в иллюстрациях детских книжек. Так изображались Сказители – волшебники из мира снов, сочинители ночных видений, которые поутру, обратившись в лисиц, убегали за облака...»

Иллюстрация включает в себя совокупность трёх фрагментов рассказа.
Первый фрагмент: «Каждый год, когда приходит срок и Белый зверь исполнен сил и дыхание его подобно порывам ледяного зимнего ветра, покидает он неприступные ледяные пики, спускается с Мертвых гор и начинает свое путешествие с севера на юг со своими верными помощниками и спутниками — демонами Белой тьмы, самой сильной и лютой вьюги».
Второй фрагмент: «Из всех слышанных в детстве сказок, более всего мне нравилась сказка про Белого зверя. Я готов был слушать ее еще и еще и, кажется, она была совершенно не способна надоесть. И я вновь и вновь просил няню рассказать эту сказку».
Третий фрагмент : «Я рассказал красавице про снег и холод, и вьюги, про морозы и долгие зимние вечера и, наконец, вспомнив любимую сказку, поведал ей про Белого зверя. Вот так моряк превратился в личного сказочника капризной, пресытившейся всеобщим вниманием и любовью, красавицы».

«Синта и Мальчик, а также другие жители провожают мужчин в море. Корабли медленно, один за другим, исчезают за горизонтом, там, где сияют на небе пять лун».

«Ей виделся ключ, ржавеющий на океанском дне, ключ, мечтающий о двери, которую он бы мог открывать»

«...Раздвинув наводопевшие ветви, человек спрыгнул в овраг. Он не мог ошибиться местом, и все же ему пришлось пройти чуть вперед по широкому дну, затянутому жиденьким Иван-чаем: за то время, пока человек отсутствовал, волк отполз на несколько шагов. Вокруг него пахло подстывшей кровью. Различив в траве серую тушу, человек присел рядом. Волк скосил глаз, только что прорванная пелена на нем нехотя потянулась в разные стороны."
Это момент до диалога человека и волка. Они не враждуют, они опечалены тем, как все обернулось, но ни один не сожалеет о сделанном выборе. Иллюстрацию захотелось сделать в цвете, попытаться передать холод, спускающийся с луга в овраг и волчью тоску, волчью правду».

«...А я до ночи листала одну книгу, вычитывая разные сказки. Но все описанные способы звучали слишком сказочно. Например, попробовать куда-то спрятать смерть Рэя. А тело, где мне взять? Хотя, наверно, это я искала самый удобный способ. Ведь вариант бросить вызов Смерти не самый удачный. Я её слуга, а не хозяйка. Рэй тем временем натирался нектаром. После этой процедуры он стал выглядеть гораздо лучше. И от него больше не несло трупным запахом. "
Ясно перед собой увидела Агнессу склонившуюся над книгой, расстроенную и недовольную, но полную упрямой решимости отыскать выход, а позади нее Рэя, который натираясь нектаром, ненароком обронил собственный глаз, но тут же подобрал его, и быстро вставил обратно в глазницу».

“Целая куча листьев! Восторженно мяукнув, Рузь помчался туда…”

«Безымянка часто приходила к Матери, садилась у её ног и слушала сказки: о древних Богах, запертых в подземельях Дома...»

Сама работа отражает руку персонажа, который сжигает свой дом в конце произведения. Если вдаваться в частности, то можно взглянуть на строки:
1. "Выхожу из дома, оборачиваюсь. Дом горит несимметрично, слева огня больше. Словно дирижируя оркестром, направляю пламя взмахом руки. Теперь огонь расположен гармонично и я оставляю его резвиться самостоятельно."
2. "Огонь, подпитанный моей силой, сжирает двухэтажный дом в считанные минуты. Порыв ветра доносит запах пепла и сажи. С треском рушатся стены, сноп искр взмывает в ночное небо."
Для меня было очень важно отразить персонажа максимально точно в одной маленькой детали, посему на руке видны покраснения в области костяшек - это отсылка к первым строчкам произведения: "Я дернулся от боли в руке и проснулся. Ноют костяшки кулака, которые я вчера разбил о стенную панель."

Мэй походила на кошку, только что вылакавшую целое блюдце отменных сливок втайне от хозяина. По одной ее довольной улыбке становилось ясно, что она не только наблюдала за этим цирком, но и получила необычайное удовольствие от увиденного.

«И вот однажды Пустошь осталась позади. Перед ним раскинулся берег моря. И впереди, далеко выдаваясь за береговую линию, среди мешанины паковых льдов, возносился вверх скальный шпиль – цель его путешествия».

На иллюстрации изображён вид с замёрзшей поверхности Наста на Небесное Обиталище, откуда был изгнан один из главных героев, рогатый Илунга; он вооружён артефактом, имеющим форму алой шубы.

В сцене чаепития изображены главные герои рассказа: девушка-некромант, её дед-призрак, с которым она может общаться, и ходячий мертвец, ищущий её помощи.

В центре композиции - Инна, главная героиня рассказа. Изображён момент, когда она снимает свой тяжёлый водолазный скафандр, вернувшись на борт корабля незадолго до финала.
В антураже так же присутствуют другие детали из рассказа: древний робот-страж, водолазы, затонувший старый корабль, панцирные рыбы и прочее.