Сизые тучи заволокли горизонт. Куда ни глянь — мёртвая земля, от трещин мозаичная, как дно высохшего океана. Взгляду не за что зацепиться, только блестят вдалеке лужицы, полные ядовитой ртути. Обманись и подойди к ним в поисках воды — умрёшь.
Ирен взмахнула зонтиком и раскрыла его над головой, словно прячась от солнца. Несколько секунд она видела перед собой лишь белоснежную ткань и силуэт листа, а затем девушка оказалась посреди одного из пустых залов замка. Была глубокая ночь, сквозь цветной витраж в помещение проникали лунные лучи. Покровительница смотрела на изображение самой себя – той, какой ее представляют в этом мире жители замка. Женщина с суровым лицом и в белоснежных одеждах, в руках ее не зонт, а ветвь вяза. Образ святой был окружен растениями с шипами.
Тяжело шаркнул засов, и одна из створок медленно распахнулась, разлив на снег рыжие отсветы факельного огня. – Эт-он? – неразборчиво спросил страж, низкорослый горбун, с ног до головы закутанный в плед. Плед был такой старый и грязный, что разглядеть цветов было нельзя даже в свете факелов.
Рука в чёрной перчатке занесла лом, и капля пота скатилась на кончик носа. – Джейкоб… Пальцы дрогнули, внезапно онемев в тёплой перчатке. – Дже-е-ей-коб… Он обернулся… …и окаменел. По коридору плыла Ведьма.
Левую руку де Ломбреда, в которой он сжимал злополучный пергамент, внезапно обожгло. Вскрикнув, он увидел, как испещрившие его символы на краткий миг расцветают огнём, а затем договор осыпался в пальцах горячим жирным пеплом.
Дракон прервал свою речь. Слегка склонив голову набок, ящер наблюдал за тем, как человек какое-то время нелепо отряхивает ладонь. Затем его пасть растянулась в подобии жуткой улыбки. Толстый, усеянный шипами хвост ударил из стороны в сторону.
Оказавшись на поверхности, Хоба как только мог быстро поспешил в гущу леса. Здесь фея не выживет, но если успеть отнести её к обрыву и показать спуск, она попадёт в более безопасное место и сможет продолжить путь. Только бы успеть! Тролль чувствовал, как воздух становится разреженным, а с леса медленно спадает чёрный покров. Ещё немного – и взойдёт гибельное солнце. Тогда ему конец!
Я медленно разворачиваюсь, и только сейчас замечаю, что все звуки прекратились и музыка стихла. Множество осуждающих взглядов направлено на меня. Моя первая жертва, мальчишка, чьего имени я даже не помню. И ещё один. И ещё. А вот и Трофим Андреев… И все они приветствуют меня молчанием.
На Замок хотелось глядеть вечно. На его цилиндрические башни из зеркального стекла, устремляющиеся в небо под немыслимыми углами; на его округлые, лишенные острых углов и окон, стены; на переплетение серебряных труб у его врат, лениво шевелящееся и содрогающееся, словно тысяча гигантских змей, что сплелись в клубок; на огненные кольца, что опоясывали скалу танцующим поясом.
""- Нет, – прошептала Катя, не в силах унять дрожь.
Когти вонзились прямо в сердце девушки, и последняя мысль пронеслась в затухающем сознании: «Старик обманул меня»…
«Бе-е-е-ги! — пели охотничьи рога вслед выбивающемуся из сил золотому королю-оленю.
«Не уйдёш-ш-шь! Не уйдёш-ш-ш-шь!» — хищно шипели стрелы.
«Ло-о-ови-и-и!» — выл вожак, гладкий чёрный пёс, ведя стаю.
«Окружай, рви, хватай!» — гремела в ответ свора.
Охотники улюлюкали, подгоняя лошадей. Лошади яростно отжёвывали мундштуки. С дрожащих храпов летели клочья пены. Бока лоснились от пота.
В конце сада растет старый дуб, в нем – большое дупло, в дупле – старая листва и всякий мусор. Однажды я приду и вычищу его, можно будет залезть внутрь. В дупле окажется подземный ход, ведущий в потайную комнату. Там все стены заставлены книжными полками, а на полках – сказки, которых никто еще не читал. Я узнаю, что таков старинный обычай: каждый владелец этого дома должен написать свою тайную книгу сказок и оставить ее в этой комнате. Мне придется написать одну книгу за маму, и одну за папу, и одну за себя… а Питер, наверное, сам напишет. И я прочту все-все сказки, что скопились там за много веков!
Девочка сидела на крыше своего дома. Если она поднимет голову и посмотрит аккурат вверх, то именно там подмигнет ей ее любимая звезда — Бирюзовая Ягода. Заметить ее едва ли возможно, звезда всегда сливается с небом. И только раз в день, когда Сириус собирается исчезнуть на следующие восемь часов, он на пару секунд окрашивает все небо в гранатовый цвет и позволяет увидеть небольшую сине-зеленую точку прямо в зените, вспыхивающую ярким светом и тут же исчезающую в сапфировой бездне ночи.
Пегая кобыла устало встряхивает головой, сбросив с гривы снежную шапку. Белое небо сливается с белой землей и, кажется, не будет конца этому снежному безмолвию. Полозья тяжело скрипят, сани дном скребут по насту. Сидящий на козлах человек закутан в плащ, обледеневший и заснеженный, руки в мерзлых рукавицах неуклюже сжимают задубвшие поводья.
Нечто тёмное проступает из марева почти у самого носа лошади. Деревянный столб с перекладиной, на которой покачивается ржавая клетка. В клетке смешалось черное и белое – насыпавшийся снег и обмороженные, ободранные стервятниками людские останки. Три вороны, с недовольным карканьем взлетают над столбом. Под снегопадом они делают несколько кругов, затем вновь возвращаются на свой насест.""
""Из метели проступает грузная, неуклюжая фигура. На ней столько слоев всевозможного тряпья, что она напоминает уродливый, ободранный шар. Голова плотно замотана.
– Как мне доехать до замка Драм? – вопросом на вопрос ответил человек.
Одна из ворон сердито каркнула. Фомор валко переступил с ноги на ногу, замотанной рукой показал направление:
– Туда езжай. До деревни доберешься скоро.
Верашка внимает каждому слову бабули. И, правда, мало-помалу открываются её глаза на истинную реальность — не туманный и пугающий хаос, а загадочный и волшебным образом организованный мир, в котором видимое и невидимое, люди, духи, зло, добро, тьма, свет, земля, небо, слово и дело — связаны и неразъединимы.
— Ну, вот как мельница и река неразлучны, так не бывать ведающему мельнику без договора с водяным… — бабушка Серафима охотно рассказывает Верашке (а никому другому из неё бывает ни полсловечка не вытянуть) странные и чудесные, весёлые и страшные истории из своей непростой и долгой жизни. — Как начну вспоминать, ровно вчера дело было…""
В этот момент бабушка Серафима рассказывает Верашке историю о своей сестре, спутавшейся чёртовым сыном, и ушедшей (утопившейся) вместе с ним. В этот момент набегает туча. "" Ни бабушка, ни внучка не заметили, как налетела фиолетовая туча. Опомнились, а ветер уже зло треплет волосы, река морщится, плоскодонка качается
Нэй обернулся. Вечная стояла далеко за его спиной, но он всё равно увидел её глаза. По щекам девочки стекали две дорожки кровавых слёз. Глаза были открыты.
— Прости… – прошелестел голос в голове охотника.
В глазах Вечной Нэй увидел себя…
…Он мчится на ретивом скакуне, прижавшись к мощной шее. В ушах стучит кровь, грохочут копыта. Ветер бьет ему в лицо, глаза слезятся, а на губах играет улыбка. Он свободен, он окрылён, он знает свой путь.
Нэй щурится на ярком солнце, когда на фоне светила мелькает чёрная точка. Внезапно, что-то бьет Нэя в грудь, он чуть не выпадает из седла и, опустив взгляд, видит древко стрелы, торчащее из груди. Белое оперение кажется очень ярким в солнечном свете. Нэй падает с коня на жесткую землю. Туда, где прах…
Она спускалась по ступеням, шатаясь, величественная и пугающая в своём чёрном платье с длинным шлейфом и антрацитовой короне. Королева проделывала руками сложные пасы, и её глаза-звёзды разгорались всё ярче, превращая ночь в пылающий белый день.
– Ты же повариха, – неуверенно сказала Мари. – Наша повариха из “Старого пианино”.
– Как ты сме…
Королева вскрикнула. Её талию обвили завязки передника, заляпанного оливковым маслом и мукой, лодочки из чёрной крокодиловой кожи превратились в стоптанные мокасины. Королева плотно закрыла ладонями глаза, но не смогла удержать украденные звёзды. Они взлетели в небо и заняли свои места. Их свет упал на каждый камень, каждую травинку, забрался в окна, заплясал на коже жителей города.
– Лес там.
Лоран вздрогнул, оглянулся на Мари. Она указывала рукой в сторону городской окраины чёрному ворону и волку.
...А это — тебе, — следом Энсар вытащил продолговатый предмет, завёрнутый в расшитое бисером зелёное полотно.
— Матерь Небесная!
— Она смотрела в другую сторону в ту ночь. — Энсар развернул древнюю бронзовую лампу с отполированными до блеска боками и перешёл на шёпот. — Я выкупил его у одного контрабандиста: этот дурак не понимал, что за чудо попало к нему в руки…
— Или очень хорошо понимал, — проскрипел пересохшим горлом де Бреноль. Страстное любопытство боролось в нём с осторожностью. — Ты забыл, чем карается незаконное содержание джиннов, Энс?
— Я не обращался к его талантам Исполнителя. Зато мы проговорили с ним тысячу и одну ночь напролёт: Даврур малость высокомерен, но готов сотрудничать. — Энсар пожал плечами. Он выглядел разочарованным. — Ты всегда можешь воспользоваться правом анонимности источника и передать его во владение Университета; но этот древний хитрец — просто кладезь бесценный информации. Ни за что не поверю, что ты ни о чём не хочешь его расспросить.
— Хочу, но… — Де Бреноль посмотрел на лампу. В этом «но» было всё: и недописанные «Вотивные дары», и две других отложенных работы, и ещё полдюжины, так до сих пор и не начатых, и страх потерять репутацию, свободу и голову — в прямом и в переносном смысле...
– Не спи сегодня, – серьезно сказала Вероничка, – ты мне будешь нужен.
– Зачем на этот раз? – поинтересовался Питер.
– Нужно найти то привидение, которое плачет и стонет, и узнать наконец, чего ему надо. Сил нет его слушать…
– А одна боишься? – провокационно спросил художник.
Вероничка попинала дверной косяк.
– Ну и боюсь!
Уперла руки в боки и уставилась на него с вызовом.
– Хорошо, – кивнул Питер, – я один тоже боюсь. Жди меня в полночь.
"" Эллия почувствовала, как дрогнул под ногами пол, как пугливо дёрнулось сердце в груди, и в следующий миг она уже забыла обо всем на свете. Корабль, словно орёл, взмыл к небесам – туда, где облака и ветер! Спустя время, когда все чувства и страсти улеглись, они стояли бок о бок у борта, глядя на море пушистых облаков, что проплывали под крепким деревянным килем""
""Эллия повернулась и заглянула в глаза Найдёнышу.""
конj.jpg
“…Пока Служанка хватала воздух ртом, привидение склонилось в элегантном поклоне и учтиво осведомилось:
– Могу ли я составить компанию прекрасной синьорине при прогулке под этой дивной полной луной?”
“….Самые отважные и самые хмельные из кметов встают у него на пути, вооруженные топорами и мечами, но ни топор, ни меч не в состоянии пронзить закалённую пламенем преисподней плоть…”
По коридору плыла Ведьма.
Аметистовые глаза под чернильными бровями. Фарфоровый лик, светящийся в полутьме. Оскаленная кошка на плече: шерсть стоит на ней дыбом, и свет мерцает на каждом волоске. Платье – струящееся, невероятное – оно заполняет весь коридор, словно щупальцами тянется к нему вместе с волосами…
Но в чулане швабры действительно ни к чему. Занимают много места. Я их часто задеваю, роняю (иногда, впрочем, нарочно). Прибегают испуганные люди, включают свет или шарят лучом фонарика. И тут…
Нет, что вы. Никаких вульгарных «бу!». А вот ласково потрогать сзади за шею холодной когтистой лапой или страстно посопеть мохнатым носом в ухо – это самое оно.
Я скорее услышал воду, чем увидел. Она звучала, как прекрасная музыка. Из-под ног Морметиль, пробиваясь сквозь камень и раскалённую землю, забил родник.
Девушка полюбила эльфа всем сердцем, и эльф ответил ей тем же. Много лет они жили в замке на горе, летали на корабле над облаками, купались в прозрачном, как слеза, озере и долгими вечерами смотрели на звёзды. А по ночам Найдёныш страстно любил её, и только высокие своды да каменные стены были свидетелями той дикой, но нежной любви, что связала их в единое целое.
Раздался гудок, дрогнула земля, и Фикса первый раз за свою жизнь на этой стороне увидела едущий поезд.
Неведомо до сих пор, откуда он взялся и куда шёл. Может, это был поезд вовсе не из Крысоловки, а завернувший сюда случайно, по стечению места и времени с чудесами. А может, это новая диковина, зародившаяся где-то в руинах вокзала и вставшая на маршрут, и как только самые умные из нас догадаются его караулить, мы сможем вычислить расписание и конечную станцию. Но Фикса, увидев поезд, сразу постаралась оказаться от него как можно дальше, – осторожность тут не бывает лишней. Она быстро покатила коляску в сторону теплотрассы, оглядываясь на поезд через плечо, – и он на чудовищной скорости прогрохотал мимо, так что с насыпи полетели камни, а колеса высекли искры из ветхой рельсы.
Сквозь тюлевые занавески солнце нагрело щёку. Я раскрыла глаза, услыхав, как брякнули чашки…
В конкурсной работе я изобразила саму главную героиню Маргарет и элементы нескольких, наиболее ярких сцен из рассказа , которые дают характеристику рассказа. Можно увидеть , что действие происходит в лесу, увидеть дом в который пришли солдаты ,а также два красных креста, которые ознаменовали их появление. От дома можно увидеть ту самую волшебную дорогу. Колючая проволока и черные вороны, кружащие над деревьями, показывает эмоциональную окраску рассказа. Здесь присутствует надпись ""Каждому своё"", которая также взята из текста и на мой взгляд является очень значимой частью рассказа , помогающая понять смысл.
Посовещавшись, Мышки полезли на стену сами. Монеты пришлось передавать по цепочке. Заглотив последнюю, Щель-в-Полу так раздулась, что превратилась в приличных размеров ямку. С трудом подтягивая набитое брюшко, она двинулась в дальний путь…
И Счастливый Номер взял шляпу у проходимца Грифа, а взамен, как требовали законы, отдал ему свою майку, про которую Гриф единственно спросил, правда ли она счастливая или как.
...А еще… палач не чувствовал ее страха.
А ведь страх невозможно скрыть. Страх – главный пыточный инструмент. И до тех пор, пока жертва не испытывает страха, пытка не принесет плодов
– Ты – баронесса Абертин? – спросил палач.
Женщина промолчала.
– Ты – ведьма, получившая силу от Беан-Ши?
Снова молчание.
– Я – палач, член Гильдии безымянных мастеров. Меня наняли, чтобы причинить тебе боль.
Он коснулся ее волос, ожидая, что от этого женщина вздрогнет – если не от страха, то от отвращения. Безымянные неприкасаемы. Свободные мужи боятся случайно коснуться одежды палача – а жертва приняла прикосновение безропотно, не попытавшись уклониться. Палач медленно убрал волосы с ее лица. Истощенное, осунувшееся, но все еще молодое и прекрасное. Веки опущены, бледные губы плотно сжаты.
На рисунке изображена Вероничка, рассказывающая сказку Щели-в-Полу. Для сказки использованы фрагменты истории: шесть грустных мышек, коварная табуретка, старый дуб с потайным ходом, Плясунья и золотые монеты.
Обернуться посмотреть, настигает ли преследователь, было ошибкой: конечно же, Ник споткнулся и кубарем полетел на землю. Быстро перекатившись, он скорчился за так кстати оказавшимся рядом большим валуном, чтобы перевести дыхание. У него всё прыгало перед глазами; с каждым могучим скачком фобозавра земля вздрагивала, как в судороге. Прятаться тоже глупо, чуткое драконье обоняние найдёт тебя быстрее, чем ты успеешь пожалеть, что вообще ввязался во всю эту историю…
Разбавленным горе, впрочем, не пробовал никто и никогда. Большинство верило в честность Фиксы, меньшинство попросту не догадывалось, что на самом деле она пыталась разбавить его не раз, чтобы больше не лазать с детской коляской через заборы, железнодорожную насыпь и теплотрассу. Но горе не смешивалось ни с какой иной жидкостью, упрямо выпадая переливчато-черным осадком и в воде, и в техническом спирте, и даже в кока-коле. Фикса увидела в этом руку судьбы и окончательно признала в Крысоловке за собой место. Отныне и навсегда, один из многих символов города – долговязая, похожая на ощипанную ворону, в старой джинсовой юбке с подолом из пёстрого рванья, с железной коронкой на нижнем левом резце, неизменно толкающая перед собой детскую коляску, в которой вместо ребенка плещется горе
Халтор посмотрел в синее небо, читая одному ему известные знаки. — В воде ты увидишь своё проклятье. Если позволишь жадности взять верх, на твой трон сядет медведь, а сам ты от медвежьих лап и погибнешь.
— Не много пользы в твоих словах, однако уговор есть уговор, — разочарованно фыркнул принц и вскинул лук.
Стрела сорвалась. Наконечник ушёл глубоко в грудь Халтору. Деревья охнули. Солнце на миг померкло.
...Сердце замерло на мгновение, удивившись, что снова оказалось там, где должно быть, а потом сказало осторожно: “Тук”… Края распахнутой груди сомкнулись, срослись, Мари открыла глаза.
– Сыграю. Только попозже. Не забудешь прийти послушать?
– Теперь не забуду.
– Это мы ещё посмотрим! – раздался у них за спинами ядовитый голос Королевы.
Она спускалась по ступеням, шатаясь, величественная и пугающая в своём чёрном платье с длинным шлейфом и антрацитовой короне. Королева проделывала руками сложные пасы, и её глаза-звёзды разгорались всё ярче, превращая ночь в пылающий белый день.
...Эрлэг приближается, чёрный силуэт на фоне чёрного неба. Запах крови бьёт в ноздри, кружит голову, заставляет сердце трепетать от ужаса и жажды. Он настолько густой, что кажется осязаемым. Проведи рукой в воздухе — всколыхнешь медно-солёную волну.
— Ты пришел за ним! — кричит Мстислав Ярославич в надвигающийся мрак. — Забирай же и оставь нас в покое!
Его голос, дребезжащий и полный страха, звучит нелепо, по-старушечьи в этом пропитанном смертью безмолвии. Эрлэг ничего не отвечает. Он всё ближе.
Казнь Риш он видел от начала и до конца. С момента, как её, с наполовину обритой головой, вывели среди других осуждённых на площадь и приковали к столбу – вплоть до той минуты, когда угас последний оранжевый лепесток.
…Мужики взяли топоры (на всякий случай) и побрели в глубь леса. Дорогу прокладывал привычный Первуша, за ним, путаясь в двух ногах и загребая воздух то топором, то бутылью, брел Мокей. Далеко идти не пришлось - не прошагали друзья и двух дюжин саженей как увидели поляну. Обычная лесная поляна, круглая, что чайное блюдце. На краю поляны, на поваленном дереве сидела и рыдала девка…
Энрик и Риш. В работе отображена не конкретная сцена из рассказа, а моё видение персонажей, их отношение друг к другу и судьба постигшая каждого из них. Я постарался сделать тело Риш не источником какого-то внутреннего пламени, в котором ""сгорел"" от запретной страсти Энрик, а изобразить её сгорающей в пламени костра правосудия. В тоже время пламя огибает тело Энрика, в нём сгорает только его душа. Энрик облачён в мантию и держит в руке серп, как символ исполнительной власти. Серп грозно направлен на шею Риш, ведь Энрик не подтвердил её алиби, тем самым вынеся ей приговор. В тоже время он бережно и трепетно поддерживает её левой рукой, ведь внутренними переживаниями героя пронизан весь рассказ. На среднем пальце Энрика красуется не печатка с серпом, а перстень подаренный ему Лаисой, усиливая тем самым противоречия в душе героя. Пара стоит в пшеничном поле, словно Риш, один из колосьев, который был срезан серпом правосудия.
1) «Что ж, — подумал Хоба, — танца фей я ещё никогда не видел. А убить её я успею и позже».
Тролль удобнее устроился, прислонившись горбатой спиной к выступу в стене пещеры, и уставился на Флою.
Фея ещё дрожала. Но, бережно сложив изломанные крылья, вскинула тонкие руки и закружилась,
сначала медленно и словно неуверенно, затем всё быстрее и быстрее.
На мгновение она превратилась в размытый золотистый вихрь, потом резко остановилась
и стала отбивать замысловатый ритм нежными ножками. Подпрыгнула, изящно вывернув стопы,
потом ещё раз, повернувшись в воздухе вокруг своей оси, и снова вернулась к ритму.
В огненных отблесках её изрядно потрёпанное платье медового цвета казалось красноватым,
выбившиеся крылья обернулись вокруг хрупкой фигурки.
Глядя на них, Хоба впервые подумал, что ей, наверное, очень больно.
2) Хоба выглядел как самый обычный тролль, кем он, впрочем, и являлся. Одутловатый живот,
гигантские мохнатые ступни, руки с громадными, почти до земли ладонями, похожая на земляной картофель голова
с мелкими глазками и огромным носом… О, этот нос – особая гордость Хобы! Он и двое его старших братьев
унаследовали это украшение от матушки. Наверное, таких носов нет больше ни у одних троллей в мире!
Правда, Хоба пока не встречался ни с кем из них, кроме представителей собственного семейства.
Большеносый тролль обитал в скромной лесной пещерке, в которой помещались только пара больших камней да очаг.