«И вот однажды Пустошь осталась позади. Перед ним раскинулся берег моря. И впереди, далеко выдаваясь за береговую линию, среди мешанины паковых льдов, возносился вверх скальный шпиль – цель его путешествия».
«...А я до ночи листала одну книгу, вычитывая разные сказки. Но все описанные способы звучали слишком сказочно. Например, попробовать куда-то спрятать смерть Рэя. А тело, где мне взять? Хотя, наверно, это я искала самый удобный способ. Ведь вариант бросить вызов Смерти не самый удачный. Я её слуга, а не хозяйка. Рэй тем временем натирался нектаром. После этой процедуры он стал выглядеть гораздо лучше. И от него больше не несло трупным запахом. "
Ясно перед собой увидела Агнессу склонившуюся над книгой, расстроенную и недовольную, но полную упрямой решимости отыскать выход, а позади нее Рэя, который натираясь нектаром, ненароком обронил собственный глаз, но тут же подобрал его, и быстро вставил обратно в глазницу».
«...Раздвинув наводопевшие ветви, человек спрыгнул в овраг. Он не мог ошибиться местом, и все же ему пришлось пройти чуть вперед по широкому дну, затянутому жиденьким Иван-чаем: за то время, пока человек отсутствовал, волк отполз на несколько шагов. Вокруг него пахло подстывшей кровью. Различив в траве серую тушу, человек присел рядом. Волк скосил глаз, только что прорванная пелена на нем нехотя потянулась в разные стороны."
Это момент до диалога человека и волка. Они не враждуют, они опечалены тем, как все обернулось, но ни один не сожалеет о сделанном выборе. Иллюстрацию захотелось сделать в цвете, попытаться передать холод, спускающийся с луга в овраг и волчью тоску, волчью правду».
Сама работа отражает руку персонажа, который сжигает свой дом в конце произведения. Если вдаваться в частности, то можно взглянуть на строки:
1. "Выхожу из дома, оборачиваюсь. Дом горит несимметрично, слева огня больше. Словно дирижируя оркестром, направляю пламя взмахом руки. Теперь огонь расположен гармонично и я оставляю его резвиться самостоятельно."
2. "Огонь, подпитанный моей силой, сжирает двухэтажный дом в считанные минуты. Порыв ветра доносит запах пепла и сажи. С треском рушатся стены, сноп искр взмывает в ночное небо."
Для меня было очень важно отразить персонажа максимально точно в одной маленькой детали, посему на руке видны покраснения в области костяшек - это отсылка к первым строчкам произведения: "Я дернулся от боли в руке и проснулся. Ноют костяшки кулака, которые я вчера разбил о стенную панель."
«И вдруг, прямо передо мной из вьюги выступило что-то огромное, белоснежное и величественное. Длинный мягкий мех развивается на ветру, матово поблёскивают молочно-белые клыки, выступающие над нижней челюстью, потухший взор больших голубых глаз смотрит сквозь меня. Казалось, нет в мире величественнее и прекраснее картины, чем та, что предстала. И не было, просто не могло быть сомнений в том, кто встретился мне посреди Белой тьмы. Я поразился, насколько Зверь оказался схож с моей детской фантазией – огромный тигр, покрытый густой белой шерстью. Я глядел на него и не мог налюбоваться».
«Синта и Мальчик, а также другие жители провожают мужчин в море. Корабли медленно, один за другим, исчезают за горизонтом, там, где сияют на небе пять лун».
Иллюстрация включает в себя совокупность трёх фрагментов рассказа.
Первый фрагмент: «Каждый год, когда приходит срок и Белый зверь исполнен сил и дыхание его подобно порывам ледяного зимнего ветра, покидает он неприступные ледяные пики, спускается с Мертвых гор и начинает свое путешествие с севера на юг со своими верными помощниками и спутниками — демонами Белой тьмы, самой сильной и лютой вьюги».
Второй фрагмент: «Из всех слышанных в детстве сказок, более всего мне нравилась сказка про Белого зверя. Я готов был слушать ее еще и еще и, кажется, она была совершенно не способна надоесть. И я вновь и вновь просил няню рассказать эту сказку».
Третий фрагмент : «Я рассказал красавице про снег и холод, и вьюги, про морозы и долгие зимние вечера и, наконец, вспомнив любимую сказку, поведал ей про Белого зверя. Вот так моряк превратился в личного сказочника капризной, пресытившейся всеобщим вниманием и любовью, красавицы».
«…Это были дикие леса, где редко-редко можно было встретить человека, а чаще – нелюдя. Ясными ночами седые призрачные псы, видимые только в лунном свете, рыскали между замшелыми стволами, и я пробирался через эти места напрямик, ибо ничего другого мне тогда не оставалось.
До заката оставалось уже не так много, когда я увидел девушку в этом лесу. Она лежала, согнув спину, на боку, на расщеплённом стволе поваленного дерева. Худая и черноволосая, она то ли спала, то ли ей было плохо. Я шагнул к ней сквозь заросли бледно-багровых цветов и окликнул.
Она начала оборачиваться, поднимая голову, и прилипшие к стволу волосы потянулись клейкими тягучими нитями, а выпирающие позвонки стали раскладываться с влажными щелчками. Она оборотила ко мне длинную белую морду, высокая, безглазая, с шевелящимися отростками вместо ногтей, и я, ошпаренный ужасом, попятился и побежал…»
«Так и поехали они в путь-дорогу. Улрин болтал в течение всего пути, рассказывал различные пошлые анекдоты и не более приличные истории из жизни, а Эорлас лишь вздыхал и недовольно покачивал головой, как делал его отец, когда был недоволен им».
В центре композиции - Инна, главная героиня рассказа. Изображён момент, когда она снимает свой тяжёлый водолазный скафандр, вернувшись на борт корабля незадолго до финала.
В антураже так же присутствуют другие детали из рассказа: древний робот-страж, водолазы, затонувший старый корабль, панцирные рыбы и прочее.
В сцене чаепития изображены главные герои рассказа: девушка-некромант, её дед-призрак, с которым она может общаться, и ходячий мертвец, ищущий её помощи.
На иллюстрации изображён вид с замёрзшей поверхности Наста на Небесное Обиталище, откуда был изгнан один из главных героев, рогатый Илунга; он вооружён артефактом, имеющим форму алой шубы.
«Не мешкая более, он одним ударом плеча вышиб дверь и выломился к ним.
Бруха и Халле стояли рядом.
– Хватай его! – басом сказала бруха, протянув руки и впившись невидящим взглядом куда-то правее Коркранца. Пирожок, понял он. Она же тоже ела пирожок.
С таблеткой более-менее было понятно, а вот чьё мясо … Не думать. Тем более что от большей части пищи и препарата он избавился.
Он всё равно почти ничего не видел, относительно ясным оставался только скудный пятак в центре поля зрения. Но ему хватило этого, чтобы различить, что случилось с Халле.
Оставалось только порадоваться, что он не оставил ему револьвер.
Халле был обнажён по пояс, казалось, он стал выше, ссутулился. Синие вены оплели руки с внезапно длинными пальцами. Ярко-голубые глаза блуждали, словно собираясь обморочно закатиться.
И теперь Коркранцу стало понятно, куда делась вторая шляпа Дружка.
Он снова её надел.
– Таблеточку дала, – одними губами, на вдохе ужаса, повторил Коркранц.
Халле, который теперь был Джоком, сжимал свой казённый нож, метя снизу вверх. Примерно Коркранцу под вздох. За поясом был заткнут второй, столового серебра.
– Халле, это я! – крикнул наказатель. Он хотел прицелиться в бруху поверх плеча напарника, но не рискнул – он почти её не видел.
– М-гммммм…. – согласно промычал Халле. Светлая чёлка упала на один глаз, делая его почему-то похожим на ненастоящего, карнавального мертвеца».
«...С потолка и стен в несколько ярусов причудливым каскадом свисали зелёные растения. Всевозможных форм и оттенков с распустившимися красными, розовыми, жёлтыми цветами, они напоминали висячие сады Семирамиды. Между ветвей плавали разноцветные рыбы, плавно перебирая в воздухе веерами плавников, и я поймал себя на мысли, что всё-таки сплю. Увиденное никак не могло быть реальностью моего мира.
Среди зарослей я заметил фигуру в голубом до пят балахоне. Это был старик. Он старательно выводил гусиным пером какие-то символы на пергаменте. Голову старца покрывал капюшон, вокруг которого золотистым облаком-ореолом мерцали песчаные частицы. Борода волнистым дымком струилась вниз, янтарные прядки, будто водоросли, плавно покачивались в воздухе. Старик походил на мага. Когда-то в детстве похожих старцев я видел в иллюстрациях детских книжек. Так изображались Сказители – волшебники из мира снов, сочинители ночных видений, которые поутру, обратившись в лисиц, убегали за облака...»
«Я должен идти к НЕЙ, идти, во что бы то ни стало. На юг. Навстречу палящему солнцу и яркому небу».
