Единственное, что радовало Тито - одинокий темный буревестник, любивший свободу и попутные ветра. Этим утром, как и всегда, он вместе сели в лодку и отправились рыбачить - море звало.
- Бонжур, Мистраль, - слабо улыбнулся он птице, когда она села на уключину лодки. - Да, я немного понимаю твой язык.
Буревестник ворчливо заклекотал и
требовательно потеребил клювом сеть.
- А почему бы тебе самому не наловить? Ты птица. Ты должен сам себе добывать еду, - передразнил мальчик друга, но сеть кинул в море.
Мистраль по-птичьи рассмеялся и захлопал крыльями.
Этим утром было прохладно и чудесно. И Мистраль, и Тито знали - сегодня море благоворит им. Оно спокойно, мирно, а значит, в хорошем настроении. И больше никакой бури не будет.
Мальчишка схватил кожаное ведро с шипа спинного плавника. Хватаясь за веревку, протянутую между шипами, царапая в кровь и разрезая кожу на ладони об плавник, он пробежал по сухой шелестящей чешуе к хвосту, рискуя упасть в болото. Балансируя на извивающейся спине, мальчик закинул ведро в канаву, остающуюся следом позади ихтецелоса и, зачерпнув из неё относительно чистой воды, бросился бежать обратно к голове.
Мужчина вырвал ведро из рук мальчишки и брызнул водой на оба рыбьи глаза.
Девочка мягко ступала по зелёной траве. Опустились деревянные мечи, расступились храбрые воины в шлемах из старых кастрюль. Девочка шла прямо по полю боя, держа в руках игрушечный домик.
А кто это? – шёпотом спросил кто то из ребят.
Никто не знал. Решив, что девочка
Скорее Всего приезжая, ребята продолжили игру. Все, кроме Славки Сухарева. Он всё и смотрел вслед удаляющейся СТОЯЛ фигурке в белом сарафане и с длинными, русыми волосами.
…Когти дракона разжимаются, передавая меня в нежные руки гравитации. Что ж, это будет долгий полёт…
…Но тут несколько женщин упали на колени, вжали ладони в землю. Сразу пятеро воинов оказались по горло в вязкой ловушке. Будто с глубин поднялись путы, оплели ноги и дёрнули вниз…
И мир исчез. Только мы. Два сердца, бьющихся вместе. Мой ангел и я.
Так хорошо. Как же я все-таки лю…
Замерла и застыла на мгновенье, стараясь не дышать. Вздохнула, вывернулась из объятий первая. И легонько оттолкнула.
— Тебе пора. Лети, — улыбнулась, вкладывая в улыбку всю любовь, всю нежность, всю ласку, что у меня была. — Лети, пожалуйста. Может быть, когда-нибудь.
— Небо — одно на всех, — кивнул он и взмыл в небо.
Может быть, кто-нибудь почистит твои крылья. Я очень этого хотела.
На иллюстрации изображен принц в хрустальном гробу. На нём "расшитый золотом и шёлком индиговый мундир". Лес, ежевика...
(…)Лицо под тонкой корочкой ледяного хрусталя казалось таким хрупким, фарфоровым. Вьюлка любила разглядывать его, словно драгоценность в шкатулке.
Девочка мягко ступала по зелёной траве. Опустились деревянные мечи, расступились храбрые воины в шлемах из старых кастрюль. Девочка шла прямо по полю боя, держа в руках игрушечный домик.
– А кто это? – шёпотом спросил кто-то из ребят.
Никто не знал. Решив, что девочка скорее всего приезжая, ребята продолжили игру (...)
На иллюстрации изображен наг ( смуглая кожа, светящиеся желтые глаза, широкие плечи, змеиная часть тела). Рэйтан в своих покоях пьет вино из кубка (из буйволиного рога).
ревожный сигнал рога пронзил тишину осенней ночи.
Горы дрожали.
Дим резко вскочил с постели.
«Опять побег».
Гул рога перерос в прерывистые короткие сигналы и, наконец, стих.
«Безумцы! На что они надеются?»
Надев мундир да умывшись, Дим направился в штаб.
Падал снег.
Нависающая над головой отвесная стена Шестой Гряды, загородившая собой восточный горизонт, угнетала…
*
Пошёл снег.
Его верный Рассвет взмахивал мощными крыльями, набирая высоту.
Холодно.
Пегаса била дрожь.
– Потерпи, друже, уже скоро, – Евпат, гладя по шее черногривого, старался разглядеть что-то сквозь снежную завесу, и вот пегас вылетел из облаков, тут же уйдя резко вправо.
Отвесная каменная стена Пятой Гряды Небесных Гор преграждала путь, уходя далеко ввысь.
Описание интерьера антикварной лавки + сцена появления Лукаса:
«Картины в облупленных рамах... Шкафы с посудой... старые часы... гипсовые статуи по углам... и Дерри, ночующий на вытертом диване в торговом зале...»
«В ту ночь, когда всё случилось, Дерри проснулся от того, что кто-то сидит на его кровати, и первым, что он увидел сквозь полуразомкнутые ресницы, был свет.
<...>
Дерри протёр глаза, не понимая, где он. Может, до сих пор спит? Иначе как объяснить, что рядом с ним сидит высокий стройный юноша с волосами, белыми, как снег, и фонарём на коленях, одновременно чужой – и очень, очень знакомый?»
На ней изображены два главных образа рассказа
– девушка и ее кукольный домик. С беглого взгляда
они очаровательны, будто пришли из светлой
и доброй сказки. Но автор дает понять, что они
несут в себе некую опасность. Тайну, к которой
главного героя неизбежно тянет.
Рыцарь и кролик отправились добывать копье герцога.
Примечание.
Прошу Автора рассказа простить мене некоторые вольности в изображении персонажей. А так же ,благодарю Автора рассказа за то, что его текст эти вольности спровоцировал.
Обложка , как аннотация рассказа
Иллюстрация, как эпилог рассказа.
Предыстория иллюстрации.
По доверчивости благородной души капитана , его судно превратилось в " Летучий голландец " с чудовищной миссией . Уничтожить зло не силах человека, поэтому капитан, сделал все, что мог, направив свой корабль с командой живых мертвецов и источником зла, как можно дальше от обитаемых берегов , в ледяной океан.
ДМ берёт меня за ногу и начинает тащить волоком. Закатное небо Воронежа ползёт мимо, уже пропитавшаяся ночью земля обидно скребёт спину. Копыта стучат всё дальше, всё монотоннее. Под этот звук хорошо засыпать, и меня засыпает. Сейчас я усну, и если проснусь, то где-то далеко, в более интересной главе моей жизни, а на нет и суда нет
Лукас взглянул на него с любопытством. Его фонарь стоял на узеньких перилах моста: упадёт или нет?..
- Тебе нужно разрешение, чтобы называть меня другом?
Он помолчал, глядя на небо.
- Я тебе его даю.
Дерри сжал пальцами перила, и ему показалось, что он чувствует дрожь земли, по которой где-то там, далеко, спешат тяжёлые составы.
- Мне нужно было пойти к ним, - тихо сказал он.
Лукас склонил голову набок.
- Что держит тебя сейчас?
Он улыбнулся на удивление в глазах Дерри.
- Ты ведь жалеешь о танце, а не о людях.
Дерри вздохнул.
- Всё равно. Уже поздно.
- Открыть тебе одну тайну? – Лукас взял фонарь, рукавом стёр с стекла осевшие капли влаги. От них остались серые разводы: что дождь, что туман в этом городе – грязь…
Дерри посмотрел на него.
- Они все тебе врут, - спокойно сказал Лукас. – Не бывает никакого «слишком поздно».
Он протянул Дерри руку.
- Если хочешь танцевать – танцуй.
Дерри стоял перед ним, хотел возразить и не мог придумать, что́.
Вот так вот просто.
- Здесь нет музыки, - сказал он.
- Ты и есть музыка.
- К-как это?
- Без человека такой штуки, как музыка, нет в природе. Есть только шум. И мы, решившие, что в нём есть смысл.
Да.
Дерри вдруг подумал: что, если вообще ни в чём нет смысла, пока мы не придумаем его сами?
Он взял протянутую руку Лукаса. Пальцы фонарщика были такими тёплыми, что сразу согрели его собственные.
- Никто не будет над тобой смеяться, - мягко сказал Лукас. – Если хочешь, я закрою глаза.
- Нет, - сказал Дерри. – Лучше я.
Он закрыл глаза, задержал дыхание и прислушался. Ветер, запутавшийся в опорах моста, звучал почти как скрип пластинки в мамином граммофоне. Далёкий гудок паровоза казался братом голоса флейты.
Рой обхватил голову дрожащими руками. Происходящее всё ещё казалось сном. Кошмаром. Чем-то нереальным.
– Нам надо сообщить на Землю.
– Мы сообщили. И они уже летят к нам.
– Чтобы спасти? – машинально спросил Рой.
– Нет. Королеву не берут ни высокая температура, ни антибиотики, ни радиация, ни кислота. Даже вежливая просьба. Мы должны забыть про Марс. Они летят чтобы законсервировать нас. Погрузить в анабиоз. Разрушить атмосферу, покрыть льдом, заморозить каждый нанометр поверхности Марса. И всю последующую вечность облетать нас стороной.
Бреннан судорожно пытался осознать хотя бы часть того, что было сказано.
– Так значит, на этом всё? – спросил он, сам не зная, какой ответ ожидает. Он не был уверен даже, имеет ли в виду речь собеседника, историю Марса или собственную жизнь.
Мужчина не ответил.
Рой встал и направился, пошатываясь, к выходу.
– Почему она так тянется к небу? – спросил он в дверях.
– Ей стало тесно здесь. Она хочет Землю. Хочет… Хочет… Хочу… - мужчина вдруг запрокинул голову и перешёл на пронзительный крик. – Хочу! Хочу Землю! Хочу Солнце! Хочу Вселенную!
Формат псевдо-кинематографического плаката включает в себя название на английском и портрет главного героя (в стиле афиши "Разыскивается"), взаимодействующие с персонажами вестерн-комиксов и трёхрогим бизоном-апа.
Люди смертны, дочка. А крылья вот — остаются… мало их, крылатых людей, и крылья приходится сохранять, чтобы потом помогать кому-то другому, вживить перо-другое, или десяток-другой…
И любимые, до боли знакомые крылья, сколько раз я прижимала их к себе, сколько раз в моих руках они становились белоснежными — чистыми, как девственный первый снег, светящимися, как звезды на ночном небе… Мой ангел. Я не обозналась, когда думала, что видела его...
Это была не красотка и даже не совсем девушка (во всяком случае, внешне). Чудо, что стояло перед ним, называли синтетической оболочкой, синтобом. Синтом. Уже не робот, но уже и не человек.
Лицо – полупрозрачная полимерная маска: горбинка носа без ноздрей, вырез безгубого рта и огромные глаза, горящие яркой диодной синевой.
Мы молчим, глядя, как синева очень медленно превращается в черноту. Из-за обилия пыли в атмосфере сумерки на Марсе длятся часами. Ниже по склону иллюминаторами сиял городок, больше похожий на хаотичную стоянку трейлеров. Система приземлённых построек, несколько подземных уровней, три купола-оранжереи, технические и жилые модули, соединённые лабиринтом коридоров, АЭС возле уранового рудника... дом.
Он протянул к оливе шланг и пустил воду. ... В окно было видно, как в луже возле оливы прыгает босоногая девчушка лет восьми в зелёном платьице и с копной рыжих волос. ... За ночь воды натекло прилично — лужа разлилась во всю ширину дороги, а мешковина на стволе потемнела от брызг.
Полицейский впервые улыбнулся. Он указал на просвет между соснами, где воздух сгустился и переливался, как северное сияние.
- Вам туда.
- Вот просто так идти и всё?
- Да. Всего доброго!
Воздушный бой Красного Барона с ангелом
Но любой шторм когда-нибудь заканчивается, и, подобно морской глади в штиль, успокоились и мысли бывшего человека. Все образы и желания, мелькавшие в душе, стали на свои места.
Теперь Зитиарх понимал, почему его тянуло к сокровищам. Он – ловец жемчуга, и вторая натура чуяла это. Тогда, два года назад, в тот злополучный день Риано нырнул, чтобы достать чудную ракушку, и появившийся морен подарил ему жемчужину. Каэта отобрал драгоценность и убил Риано. Но морены спасли человека, превратив в себе подобного, в Зитиарха.
Персонажи: загадочная девочка в белом сарафане с длинными русыми волосами, которая всегда ходит с кукольным домиком; романтически настроенный мальчик Славка.
Место: современный российский городок, железная дорога.
На иллюстрации отображен момент, когда Славка увидел загадочную девочку с кукольным домиком снова (первый раз он ее встретил, когда играл с мальчишками). Действие происходит на железной дороге утром, вокруг туман, вдали виднеется городок.
Антураж: море, подводный мир, скалы и коралловые рифы, разноцветные рыбки, прозрачные медузы,ракушки.
Персонажи: ловец жемчуга Риано; морен Зитиарх, имеющий шипы и когти.
Сцена разворачивается в море, под водой, вокруг снуют мелкие рыбешки и порхают прозрачные медузы. Зитиарх, затаившись за коралловым кустом, наблюдает за Риано, собирающего ракушки. Морен пытается понять для чего он собирает их.
На двери одного из домов мокло объявление: "КАИН. Если ты не похож на других, всё плохо, тебя все ненавидят и некуда идти – ты пришёл". И чуть ниже: "Нищим и калекам вход воспрещён". Вард помялся у порога, вздохнул и толкнул дверь.
Нина сняла лыжи, приблизилась к зелёной красавице и сделала несколько кадров. По привычке тут же пролистала все снимки-дубли. Едва на экране появился заключительный кадр «ёлочной» серии, девочка едва не выронила телефон прямо в сугроб. Позади неё на кадре стоял... Дед Мороз! Нина живо обернулась и поняла, что камера не обманула: под ёлкой действительно стоял Дед Мороз. Парчовая шуба, шапка, шитая серебром, волшебно переливающийся посох-сосулька…
«За дверью... обнаружились целых две Снегурочки в красивых нарядных шубках. Обе с косичками. Маленькая девчушка и симпатичная девушка.
— Видишь мам, всё взаправду! Вот наш Дед Мороз! Ждёт, как и обещал! Знаете - а в лесу вы были немножко другим... Но сейчас совсем не хуже! — радостно выпалила младшая Снегурочка, теребя старшую за вышитый рукав.
— Вы простите нас, Нина уже целый месяц рассказывала про Деда Мороза в лесу. Открытку притащила! Говорит: «вот визитка». А вместо телефона два слова «желание исполняется»... Я думала, кто-то из артистов подшутил. А вчера... Вместо него проявился адрес! Как вы это делаете?»
Лина, шагающая по железной дороге. Данный рисунок изображает сцену из второй встречи Славки Сухарева и девочки. Цитата из рассказа: «И не увидишь электричку, пока та не вынырнет из тумана. А вынырнет – уже поздно будет. Но девочке, казалось, всё равно. Она уверенно шагала, наступая на шпалы, и не замечала ничего вокруг».
На иллюстрации изображена встреча рыбьих всадников и зрильца на болотах.
"Молодая женщина шла по левую руку от вожака. На ней
не было доспехов, как на мужчинах, а платье не походило на те простые длинные рубахи, подпоясанные кожаными полосками, которые носила сама Кэйли и другие девушки. Платье городской было красным, как ягоды брусневики и казалось таким гладким, что хотелось провести по нему ладонью. Короткий подол до колена открывал блестящие коричневые сапоги с диковинными застёжками и ремешками. Но больше всего Кэйл поразило лицо – ярко расписанное краской. Узоры перетекали со лба на волосы, причудливо переплетённые лентами и цепочками."
На иллюстрации изображены Вожак воинов с Нуалой на переднем плане на
фоне портрета Кэйли, ведьмы гнилых земель.
Поздно ночью бродит по городу Фогельзиктен. Голова
у него от мёртвой птицы, руки – как птичьи лапы; ходит он и
заглядывает в дома. Коли не спишь, как все хорошие дети, не смотри в окно: если встретишься с ним глазами, быть в доме слезам, и горю, и смерти.
На рисунке присутствует главный герой-принц с одним кошачьим глазом(в произведении Его Высочество превращался в кота,поэтому один глаз принадлежит коту);мотылек с помощью которого происходило превращение в кота;руки магистра(они выглядят зловеще ,чтобы сохранить интригу,чтобы появился интерес к прочтению данной работы(даже если магистр является положительным персонажем)
и момент первого появления жрицы, ситуация нападения на лагерь, и мистика места — верования и житье рядом с живыми идолами)
- “Пума?!” – мелькнула безумная мысль, и тут же сгинула. Пумы, даже божественные, может, и умели ходить на задних запах, но уж точно не с такой грацией. И не было у них длинных грив под пышным головным убором. А потом вспыхнули прожектора, рассеяв и сомнения, и магию. Женщина. Высокая, гологрудая, с полными выпяченными губами и плосковатым носом, как у них всех, с полосами татуировок на лице. И – с белой, точно фарфор, кожей. Словно почуяв взгляд, дикарка посмотрела на Эриха, и он мог бы поклясться, что у неё голубые глаза. Должны быть голубые глаза! Рядом с ними негритянские обезьяньи черты казались… омерзительными, как порча. Словно кто-то взял идеального человека и низвёл до низшей породы. Эрих возненавидел её сразу – и всё же не мог отвести взгляда.
Иллюстрация для конечной сцены рассказа. Собирает в себе образ кицунэ, ее любимый образ. Мне кажется, что все таки она была женщиной, да и в рассказе кричали «ведьма». А также результат ее козней. И вот можно представить, что после всей истории она сидит, показывая свои жемчужины и рассказывает историю за историей.)
- Вот так его душа ко мне и попала. Видишь, какая красивая? Не розовая, а почти коралловая – такие жемчужины есть только у меня.
А вот другая – ох, черная как смоль! Душа Во-Вея. Могу и про него рассказать, если хочешь...
Всё в том же Царстве Ёкаев случилась эта история. Там она и продолжилась. Да, именно продолжилась – а началась она задолго до...
Изображение фрагмента осушения смрадной ямы с останками брата, перед котором Финли становится «Королем всего на свете».
«С тех пор два года миновало, а то, что Логан исчез, так никто и не заметил. И вот настало время размывать яму, в которой братец лежал. С тяжёлым сердцем принялся я за дело. Но не пропадать же добру. Да и кости Логана, какие остались, хорошо бы по-человечески похоронить.»
Он так любил смотреть в ее глаза, такие изменчивые, как само море
мальчик говорит маме, что проблема в самом Нептуне, он исчезает и появляется как голограмма
Дурацкое «второе солнце».Ненавижу его
... Джерри боялся господина Тэтча с его тяжёлой рукой и злым ртом, но тот хотя бы был понятным: от него можно было спрятаться, убежать, в конце концов, претерпеть боль, а вот темнота… В ней жили пауки размером с крысу и хищные, пыльные кролики из-под кровати. Картины в облупленных рамах становились окнами в жуткие чужие миры. Шкафы с посудой звенели, словно мимо них кто-то прошёл…
Он давно сошел бы с ума, если бы не Лукас.
к рассказу в целом
к рассказу в целом
к рассказу в целом
Господин Тэтч никогда не желал Дерри доброй ночи. Вместо этого он каждый раз рявкал: «Увижу, что ты снова жжёшь газ – убью!»
В день, когда приходили счета, Дерри лучше было не попадаться ему под руку. Антиквары, продающие фарфоровое блюдце по цене сервиза на сорок персон, вроде как должны быть богатыми, но лавка господина Тэтча скорее была лавкой старьёвщика – местом, где прачка или швея втридорога покупает статуэтку пуделя с облупленным носом, чтобы соседи видели, что она может это себе позволить. Пускай господин Тэтч не называл Дерри иначе как «тупым щенком», но даже он, мальчишка, понимал: то, что здесь выдают за сокровища, на самом деле всего лишь мусор…
Вот только ночью это не помогало.
Дерри боялся господина Тэтча с его тяжёлой рукой и злым ртом, но тот хотя бы был понятным: от него можно было спрятаться, убежать, в конце концов, перетерпеть боль, а вот темнота… В ней жили пауки размером с крысу и хищные пыльные кролики из-под кровати. Картины в облупленных рамах становились окнами в жуткие чужие миры. Шкафы с посудой звенели, словно мимо них кто-то прошёл, старые часы, сбиваясь, тикали не в такт; гипсовые статуи по углам смотрели неподвижными белыми глазами, и Дерри, ночующий на вытертом диване в торговом зале, с головой прятался под одеяло от их взглядов…
Он давно сошёл бы с ума, если бы не Лукас.
Дерри придумал это имя сам. Когда-то, жизнь назад, мама преподавала в своём университете древние языки; он мало что запомнил, но в памяти точно осталось одно. Lux. Свет. Лукас светил поздним прохожим с витрины, зазывая их внутрь, и в обязанности Дерри входило зажигать его фонарик в сумерках и гасить на ночь. У стройного бронзового юноши была высокая шляпа и улыбка, светлая, как солнце, а на маленьком постаменте у него под ногами блестела золотом полустёртая надпись: «Аделине от тёти Лары. Не бойся тьмы».
Глупо, наверное, но иногда Дерри молился, чтобы Лукаса никто никогда не купил. Другие видели в нём обычную газовую настольную лампу, слишком дорогую для обычного дома; для Дерри это был единственный способ дожить до утра. Он не мог спать без света, даже если это значило, что придётся вечно прятаться от господина Тэтча, которого то и дело выгоняла из постели бессонница. В прошлый раз, когда Дерри не успел погасить фонарь Лукаса вовремя, синяки у него не сходили ещё неделю, но это было неважно. Он уже привык.
… В ту ночь, когда всё случилось, Дерри проснулся от того, что кто-то сидит на его кровати, и первым, что он увидел сквозь полуразомкнутые ресницы, был свет.
Дерри подскочил от страха, думая, что и господин Тэтч сейчас сорвёт с него одеяло, и… Но вместо грубых пальцев, хватающих за шиворот, чья-то тонкая, тёплая рука вдруг ласково растрепала его волосы, и незнакомый голос, в котором ясно слышалась улыбка, негромко произнёс:
- Ш-шш, малыш. Это всего лишь я.
Дерри протёр глаза, не понимая, где он. Может, до сих пор спит? Иначе как объяснить, что рядом с ним сидит высокий стройный юноша с волосами, белыми, как снег, и фонарём на коленях, одновременно чужой – и очень, очень знакомый?
- Ты – сон? – прямо спросил Дерри, не придумав ничего лучше.
- Если тебе так нравится, - ответил Лукас.
Его фонарь, настоящий фонарь, светил спокойно и ровно. Дерри оглянулся: витрина была пуста.
- Н-но как ты… - начал было он, но тут дряхлые напольные часы начали хрипло бить полночь.
Лукас улыбнулся.
- Слышишь? Двадцатое марта. С днём рождения.
Дерри растерянно моргнул. Надо же. Он совсем забыл. Не вспоминал с тех пор, как мама с папой…
Пока как-то раз не встречаю Летидору. Она живёт в славном домике с палисадником, где пытается выращивать цветы. Но ничего не выходит.
– Они ужасно упрямы, – жалуется Летидора. – Просто сил нет. Уж что я только ни пробовала: удобрения, особые режимы полива, свежая почва. Они просто не всходят. Или едва прорастут – сразу вянут.
Сочувственно киваю. Украдкой разглядываю Летидору: маленькая, бойкая, яркая, она сама как прекрасный экзотический цветок. Редкий и капризный. Мои демоны по коробочкам тихо вздыхают от восхищения.
Я знаю правду: Летидоре не пригодится ни один из них. А цветы не растут, потому что ей не досталось подходящего зерна. Одного из тех, что должны прорастать внутри.
И впервые за всю свою жизнь я не предлагаю ничего купить, но отдаю цветочное семечко. Оно чудесно – маленькая жемчужинка моей коллекции. Идеально круглое, перламутрово-розовое, гладкое, как нежнейший китайский шёлк. Его отдала мне когда-то самая лучшая цветочница на свете. О, какие розы она выращивала у себя в саду! Ни у кого никогда не видел я таких роз. А уж по миру попутешествовал не мало. На что же она могла променять такой замечательный талант? Возлюбленный цветочницы не был ей верен, и я предложил бедной девушке демона непамяти. Редкое и прихотливое существо, поэтому плата за него оказалась так высока. Но, кажется, она не жалела. Ведь каждое утро, просыпаясь, её суженный не помнил никого и ничего кроме неё.
Странные они, эти люди. Променял бы я такой дивный талант на другое человеческое существо?
Нет, думал я тогда.
Может быть, думаю я теперь и отдаю чудесное зёрнышко Летидоре. Мои демоны сидят по коробочкам тихо, как мышки. Чуют торжественный момент.
Семечко прорастает быстро. И так же быстро прорастают теперь Летидорины цветы. Я каждый день прихожу любоваться на них через прореху в заборе. Смотрю, как Летидора пританцовывает с лейкой, бабочкой порхает с цветка на цветок. Она не идеальна, нет – у неё тоже есть свои демоны. Но как же она прекрасна!
А ведь я могу сделать её ещё прекраснее, великолепнее, ослепительнее, озаряет меня внезапная мысль. Ведь у меня – полный мешочек милых мелочей. Я могу вылепить из них свою Галатею.
Так однажды я снова стучусь в калитку Летидориного палисадника.
– Не хочешь ли продать своих демонов? У меня есть много славных вещиц, на которые их можно обменять.
– Не хочу, – смеётся Летидора. – Боюсь, без демонов мне будет довольно скучно.
Я соглашаюсь, и предлагаю ей мои сокровища просто так. Летидора берёт их и сажает. Но не в душу, а в землю. И из зёрен прорастают невиданные цветы. В мире нет такого цвета и такой формы, чтобы описать их. Ведь никто никогда не видел эти цветы глазом, только сердцем.
Цветов много, гораздо больше, чем может вместить скромный палисадник моей Летидоры, и она сажает их в комнатах, на подоконниках, на крыше. Вскоре весь дом превращается в одну большую клумбу. Мой мешочек стремительно пустеет. Я дарю ей по одному зерну за встречу, но видеть Летидору всего раз в день мне мучительно мало. Я прихожу к ней утром, днём и вечером. Затем ещё на рассвете, в полдень и перед закатом. Всё чаще и чаще. И однажды в моём мешочке не остаётся зёрен.
Сажать больше нечего, Летидора грустит. Семена обычных растений ей давно не интересны. А дивные цветы забыты и вянут в палисаднике. Вянут в комнатах, на подоконниках и на крыше. Я не думаю о том, сколько чудес, сколько даров было потрачено впустую. Только о том, как вновь порадовать мою Летидору.
Но однажды она находит выход сама.
– Я могла бы попробовать сажать демонов, – говорит Летидора задумчиво. Взгляд её затуманен, но голос звучит твёрдо и решительно.
Я вздыхаю и сдаюсь без боя. Демоны по коробочкам ропщут. Но я упрямо скатываю их в семена. Те выходят колючие и слизкие. На ощупь противные, как слизняки. Цветы из них прорастают такие же гадкие – с шипами, тошнотворным сладковатым запахом тления и ядовитой пыльцой. Яркие, зовущие, они подманивают неоновыми лепестками доверчивых бабочек и пчёл, и те умирают, едва попробовав отравленный нектар или нанизываются на незаметную, хитро укрытую листом живую иглу.
Ошарашенная этой мыслью я резко села и открыла глаза. Похоже, за ночь кто-то заставил комнату антикварной мебелью, перекрасил стены в небесно-голубой, сменил люстру и упёр компьютер. Ага, и ещё окно прорубил панорамное, во всю стену. Бред, это явно другая комната. Меня похитили?
Всё ещё не веря в происходящее, я спустилась на пол. Ноги тут же утонули в мягком, явно дорогом ковре. Странные какие-то похитители, держат чуть ли не во дворце королевском...
Долго стояла на ковре этом, разглядывая интерьер, пока не поняла: ёлки, да я же в ночной рубашке! А если похитители нагрянут? В углу стоял большой шкаф с резными дверцами. Только бы он не оказался пустым!
Я открыла дверцу, автоматически посмотрелась в зеркало, закреплённое на ней... и ошалело моргнула. Сине-фиолетовые волосы... Фиалковые глаза... Маленький шрам на щеке... Не было никаких сомнений: из зеркала на меня смотрела Вендетта.
"Так, так, не сходим с ума! Попробуем включить логику. - Рассуждала я, когда шок несколько прошёл. - Ну, положим, волосы можно перекрасить... Хотя сколько я должна была спать, чтобы они так выросли? А глаза? Они у меня тусклые, одно слово что голубые... Про фигуру вообще молчу. Вывод? Либо я сплю... Либо у меня амнезия и последние лет десять начисто стёрлись из моей памяти. В любом случаи стоит уже переодеться... А дальше - действовать по ситуации".
«В щель дуло синим утренним ветром, и Улитка на его руках, звякнув тяжелым золотом платья, съежилась в комочек, но не проснулась. Пусть спит. В конце концов, пусть вся ее жизнь будет прекрасным, полным чудес сном. Любые чудеса для нее. Надо только пересечь Пустые Поля и найти такую местность, где под слоем почвы побольше руд и минералов. Тогда он вынет из заплечной котомки одно из глухо позвякивающих, тяжелых семян, бросит в грунт - и мгновенно проклюнется чудовищным ростком и начнет гнать башни к небу он сам. Только новый, без патины воспоминаний на бронзовых толстых младенцах. С золотыми комнатами для Улитки.
К полудню солнце так нагрело его бронзу, что Улитка выцарапалась из рук и брела сама. Медленно, очень медленно она шла. Скелетик, ссутулившийся в тяжелой золотой чешуе. Сам он то и дело увязал в песке то по щиколотку, то по колено. Но они все же успели отойти от гор настолько, чтоб начавшееся извержение слабосильного вулкана, в котором расплавлялись его руины, не представляло опасности. Он оглянулся посмотреть на лаву, медленно стекающую меж скал. Красная. И оттуда дует горячим.
- Я устала, - сказала Улитка, отворачиваясь от гор. – Очень. И платье совсем горячее.
И она села на песок, а потом и вовсе легла, свернувшись улиточкой. Надо выплавить из песка Пустых Полей стеклянную раковину, поставить на бронзовые оси с высокими колесами, запрячь золотую лошадку. Он долго возился, но выполнил, что задумал. Лошадка получилась совсем маленькой, но Улитка, очнувшись, сразу подбежала к ней и гладила, и улыбалась. А потом охотно забралась в прозрачную раковину и весь день копошилась там, или мурлыкала что-то детское, или снова спала.»
… Едва последние наёмники приблизились к середине, из глубины месива выплеснулся фонтан грязи. Болотная жижа брызнула на десяток локтей в высоту лопнувшим гнойником. Брызнула, опала – и заплескала, заходила волнами, как дерьмо в переполненной бочке золотаря... Утробный рык отбросил людей в стороны: со дна топи восстала огромная человекоподобная фигура.
...Железные люди уже бежали вперёд с мечами, готовые рубить. Но тут несколько женщин упали на колени, вжали ладони в землю. Сразу пятеро воинов оказались по горло в вязкой ловушке. Будто с глубин поднялись путы, оплели ноги и дёрнули вниз. Остальные мужчины замедлили бег. Ройгар подгонял их сзади окриками, но никто не хотел захлёбываться жижей.
Торквемада приближался. Лохматые ленты огня обвивали его предплечья. Стекали в ладони. Свивались пылающими ежами. Но на пути призрака оказалась Дафна.
– Грешница!
Комета сорвалась с пальцев инквизитора. Пронеслась над плечом девушки и врезалась в стену рядом с головой Шегги...
«Охотники тоже встали в нескольких шагах от ведьмы, с улыбками переглядываясь: она попалась. Ей не переместиться в другой мир – слишком слаба. Впереди только обрыв. <…> Крепко схватившись когтистой рукой за медальон из глаза великана Имира на шее, в точности такой же, как тот, что был единственным украшением на шее Одина, Гулльвейг закрыла глаза, внимательно рассматривая сквозь землю дно реки.»
Иллюстрация на разворот, с воздухом для текста.
Относится к последней части рассказа, в которой волшебник, сматывая в огромный клубок нитки, разговаривает со своим котом, объясняя ему необходимость еще некоторое время поработать "принцем".
Девочка огляделась по сторонам, заметила место, где мамина лыжня уходила к станции. А вот и подходящая ёлка! Она росла на небольшой возвышенности, в хороводе деревьев поменьше. Поэтому её макушка ещё вовсю грелась в лучах заката, а нижние иголки уже примеряли на себя легкую вечернюю тень. Вот и настроение для образа! Быстренько выбрав подходящее местечко, Нина сняла лыжи, приблизилась к зелёной красавице и сделала несколько кадров. По привычке тут же пролистала все снимки-дубли. Едва на экране появился заключительный кадр «ёлочной» серии, девочка едва не выронила телефон прямо в сугроб. Позади неё на кадре стоял... Дед Мороз! Нина живо обернулась и поняла, что камера не обманула: под ёлкой действительно стоял Дед Мороз. Парчовая шуба, шапка, шитая серебром, волшебно переливающийся посох-сосулька…
изображены все трое главных героев, красный понтиак и сцена ритуального жертвоприношения на фоне, показывающая главную проблему героини
изображен главный герой, перо в его руке, символическое противостояние с бытовой техникой, дверь в спальню и дверь в детскую как две колонны в Таро. Сама иллюстрация полностью отражает символику карты Таро «Повешенный».
Дарьял выцепил зрачками взгляд старого Мэтра и, сохраняя зрительный контакт, расчехлил инструмент.
Его бас гитара была тяжела как какая-нибудь варварская дубина, но в его руках казалась невесомой. Она идеально выражала его сущность (сущность дракона) и в то же время надежно скрывала ее.
Свобода и самовыражение!
-----
Старик музыкант вдруг остро глянул из-под полей стильной кожаной шляпы своими голубыми как Небушко глазами прямо в злой прищур Дарьяла и чуть улыбнулся уголком высохшего рта:
-- Я Сергей Садов. А это садора, инструмент, который я изобрел.
Дарьял гордо тряхнул копной бронзово-каштановых волос. Старый хрыч приворожил тут всех своим треньканьем, но он еще поборется
Объяснение в люви:
-- Женя, зачем тебе все это?
Она блаженно вдохнула его запах:
-- Понимаешь, во время аварии шофер, спасая себя, интуитивно подставляет того, кто сидит с ним рядом. Это инстинкт. Но если со мной рядом будешь ты, клянусь, я подставлю себя, а тебя буду беречь.
Он содрогнулся. Заготовленное хамство не сошло с языка. Попробовал отшутиться:
-- В следующей жизни сделаю тебя личным шофером...
-- Дурак!
-- Женя, пойми, мне ничего такого не надо...
-- Ну тогда я найду того, кто изнасилует меня и убъет, раз тебе ничего не надо...
-- Ну зачем ты так? Пойдем лучше, темнеть будет.
- «Чайки волновались. «Буря!Буря! – кричали они»
«С безумным взглядом Мистраль, стоя на коленях,
Перебирал пули»
Когда уже совсем стемнело и идти через лес сделалось невозможно, она отыскала укромное местечко среди затесавшихся меж деревьями валунов и там развела костёр.
И долго заворожено смотрела, как рождаются в пламени костра крошечные саламандры – глянцевые, яркие. Как деловито копошатся, выискивая и глотая самые вкусные, тлеющие розовым угольки. Как стелются алыми вьюнками трепещущие огненные хвостики, и медленно истаивают пахнущим хвоей дымом.
Живой Уголёк неспешно катился вокруг костра, то ли тоже любуясь саламандрами, то ли дразня их своим румяным боком. Уголёк, конечно, был слишком велик для того, чтобы сойти огненным ящеркам в еду, но они всё равно поворачивали любопытные носы ему вслед.
Истра счастливо улыбалась, наблюдая эту игру, забыв ненадолго своё горе, и язычки костра плясали отсветами в её смеющихся глазах. И в чьих-то ещё глазах. Больших, серебряных, похожих на пару полных лун по ту сторону костра. Истра перестала улыбаться.
Подойдя к картине, Алексис вдруг ощутил на лице мокрые брызги, которые он машинально вытер рукой. На губах остался горький вкус соли. Комнату наполнил рев бури и грохот волн. Запахло морем и грозовой свежестью. Палладин почувствовал, что протяни он руку, она пройдет сквозь раму и погрузится в пучины волн. Он нашел искомое.
В Ордене ему приходилось уничтожать сотни Вещей, но никогда еще зов не был настолько силен. Рука с кинжалом ощутимо дрожала, когда Алексис нанес первый удар. Уши заболели от резкого нечеловеческого визга, который наполнил комнату. По шее потекло что-то теплое, паладин не сразу понял, что это кровь из лопнувшей барабанной перепонки. Боль отрезвила молодого человека, позволяя закрыть разум от зова. Теперь он еще яростнее кромсал картину. Холст гнулся и корежился, из разрывов выступала темная густая вонючая масса, похожая на свернувшуюся кровь
– Короче давай! – крикнул кролик. – Это бои без правил, а не институт благородных девиц!
– Попрошу меня не перебивать! Брань перед поединком – особое искусство! – обернулся к кролику Вард. – Я два года учил все обороты и правила. Подобающий вызов – зарок победы!
Людоед не слушал. Он неуклюже, но быстро бежал к рыцарю, вертел над головой дубиной и вопил...
А Ингвару не всё равно.
Нельзя позволить Бергу добраться до замка и вернуть те души. Сейчас ещё можно сделать вид, что передумал и решил сам выполнить заказ. Поскольку Ингвар пришёл сюда раньше, по неписаному правилу Берг должен уступить.
Но зимой или по весне он вернётся. Для ревенатора нет срока давности. Можно вернуть душу умершего вчера, месяц назад, год, двадцать лет – неважно. Была бы возможность опознать душу. А Берг сумеет узнать их с закрытыми глазами.
Значит, он не должен приехать туда вообще.
Без чаек остров казался пустым и безжизненным. Тито скучал по ним, глядя, как спокойно море и как безмолвно вокруг. Не хватало криков и шума крыльев. Не хватало смеха и театрального плача.
Исчез бора. Раз и навсегда. Наверное, улетел куда-то в море, разыскивая более высокие холмы и достойных соперников.
Единственное, что радовало Тито - одинокий темный буревестник, любивший свободу и попутные ветра.
Наконец рисунок был готов. Дом, сад и качели заняли всю стену над кроватью. Ноги качавшегося под ветвями дуба пацана задевали подушку. Денис осторожно коснулся веранды дома, где краска уже засохла, и прошептал:
– Либерместе.
В то же мгновение весь сад, и деревья, и кустарники, и цветы – начали расти в размерах и словно приближаться.
Но людоеду так и не суждено было рассказать свою историю. В помещение влетела ещё одна крохотная феечка, затрепыхала крылышками и запела под перебор струн минилютни:
– Прилетела к вам с приветом, славный Лот меня отправил. Завтра утром на рассвете будет бой без всяких правил.
Волшебная пыльца с крылышек феи сыпалась и, пока летела вниз, превращалась в полупрозрачный портрет могучего рыцаря. Похоже, рыцарь смеялся взахлёб.
– Отличные новости! – тут же воскликнула Крёстная. – Он всё-таки согласился! Мы едем на практику!
Ответом было недоумённое молчание.
Музыка, нетерпеливо ждущая, пока он о ней вспомнит, коснулась его плеча, и Дерри отпустил ладонь Лукаса, спеша за ней туда, куда она ведёт. Он раскинул руки, чувствуя, как туман течёт между пальцами, как прохладно-ласковая вода; запрокинул голову…
Унылая улица, серые дома, влажная мостовая. Печальная картина, несмотря на канун праздника, как раз под стать настроению. Да и какой теперь праздник? Там будут сражаться настоящие рыцари, а его так и не позвали. И не позовут – не заслужил.
На двери одного из домов мокло объявление: "КАИН. Если ты не похож на других, всё плохо, тебя все ненавидят и некуда идти – ты пришёл". И чуть ниже: "Нищим и калекам вход воспрещён". Вард помялся у порога, вздохнул и толкнул дверь
Зитиарх вплывает внутрь пещеры.Вход, которой охраняет огромный спрут.
– Гляди-ка, крылатая! – люди, которые вчера еще были доброжелательны, с кем я если не дружила, то общалась запросто, соседи… почти друзья… В мою сторону полетели камни. За что?..Я попыталась прикрыться крыльями.
Тут он заметил её – лису-ведьму. Кицунэ стояла в стороне, прячась за кустами. Она сосредоточенно смотрела на воинов, согнув руки в локтях и расставив пальцы. На них блестели серебряные ниточки, идущие к сражающимся. Она управляла ими, как марионетками.– Ведьма-а! – Синдзи, выставив вперед клинок, понесся на неё. Ещё мгновение, и острие возится ей в живот. Кицунэ увернулась, только ниточки на землю полетели.
Она брела по железнодорожным путям, а в руках, как самое большое сокровище, несла кукольный домик...Упавший на рельсу, беспомощно звонил мобильный телефон
За дверью... обнаружились целых две Снегурочки в красивых нарядных шубках
«Вот и настроение для образа! Быстренько выбрав подходящее местечко, Нина сняла лыжи, приблизилась к зелёной красавице и сделала несколько кадров. По привычке тут же пролистала все снимки-дубли. Едва на экране появился заключительный кадр «ёлочной» серии, девочка едва не выронила телефон прямо в сугроб. Позади неё на кадре стоял... Дед Мороз!»
Приграничный городок этот, Бравая Застава, сразу пришелся Игнаасу не по душе. Слишком тесно, слишком людно, слишком много сточных канав. Теперь же, когда он с подельниками стоял на эшафоте на главной и единственной площади этого крысятника, ему попросту хотелось блевать от одного взгляда на серые покосившиеся лачуги, взбитую множеством ног грязь и нарочито ухоженную, богато украшенную кирху, посвященную Святому Орму, спасителю заблудившихся, покровителю садов и пажитей. … На помост, пошатываясь от утренней порции вина, взошел глашатай в засаленном камзоле.
Лаборатория – это не просто палатка, а состояние. Воздух. Взгляды павианов из крепких клеток, сваренных из стального прута. Шорох нового поколения мышей. Приглушённые звуки внешнего мира из-за тройных стен. Лаборатория – это власть, запах стали, науки. Ощущение превосходства. ... Эрих провёл пальцами по холодному столу, начисто вымытому после дня работы с образцами. Чистый, но не девственный стол, ладонь Божья, исчерченная царапинами от скальпелей и пил, как шрамами.
– Бог – это мир, – просто ответила жрица, и обвела круг в воздухе. – И здесь – середина. Сосредоточенность. Не знать слова… точка?
- Ах, ты!.. - Внезапно раздалось от входа. Я повернула голову и увидела... Элиса!
Где-то там бродит новый человек, Мистраль. Его имя врезалось в память и отзывалось знакомым с детства завыванием, потому что отец говорил, что мистраль - такой же бора, только с другого моря… У Мистраля сломанный нос, пыльная одежда да ружье за спиной.
– Поджигайте.
И тут Кэйли проснулась второй раз за утро. Что он говорит такое? Что они делают?!
Сарай вспыхнул. Пламя побежало по стенам, озаряя улицу вместо солнца. Крик прорвался одновременно – из сарая и из горла Кэйли.
Их сжигали. Сжигали всех живьём!
Она кинулась было вперёд, но меч больно ткнулся в грудь, оставив глубокую царапину. Кэйли понимала, что произойдёт дальше, если не остановится. Ей было уже всё равно, но если убьют – своим точно не помочь.
Миг – и огонь с треском разнёсся по тощим брёвнам, его жар ощущался даже отсюда, где стояла Кэйли. И ей не хотелось думать, как там внутри. Пусть всё хотя бы кончится быстро…Ройгар велел всем отправляться, но люди невольно оглядывались, а Кэйли и вовсе словно вросла в землю. Взгляд вцепился в лижущие стены языки пламени. И вдруг они из рыже-красных стали сиреневыми, а потом – прозрачно-голубыми. Плеснули по сараю водой и растеклись по земле. Железные люди невольно шарахнулись, а Нуала – прянула вперёд. Так могла сделать только…
– Ведьма!
Снова скрежет. И вдруг из динамиков раздался неизвестный голос.
- Вы называете ее Нептун. Остроумно. Нептун почитался людьми, отправляющимися в далекие странствия на кораблях. По иронии судьбы сейчас именно такой случай. Уважаемые представители планеты «ВИ», добро пожаловать в центр разумной жизни нашей системы!
Неожиданно голос замолк. Люди испуганно замерли, разглядывая планету сквозь прозрачный купол. Спустя доли секунды речь возобновилась.
- Нам нужно кое-что объяснить... Верхние слои атмосферы необходимы нам для защиты. Мы плотно скрыты от чужих глаз и приборов. Нам практически не нужен солнечный свет. Тепло черпается из ядра планеты. Магнитное поле которой вовсе не хаотично, как думаете вы, а детально рассчитано и управляется нами. Оно позволяет использовать энергию недр в максимальном объеме. Предполагаю, что у вас возник резонный вопрос, почему мы только сейчас заявили о себе?
Пассажиры сидели, вжавшись в кресла. Голос продолжил.
- Если быть честным, то этот эксперимент начался порядка 400 тысяч лет назад. Когда мы доставили пробные образцы на планету «ВИ», которую вы впоследствии назвали Земля. Но условия на планете были не самые подходящие. Главное, что мы утратили – это время. Наш организм под воздействием суровых факторов земли не мог долго существовать. Мало кто выходил за пределы хотя бы ста лет. Но... вы выжили. Объединились. Основали колонии. Построили государства. И, наконец, вышли за пределы своего маленького мира. А все благодаря вашему мозгу. Который способен решать гораздо более серьезные задачи, чем вы себе можете представить. И вы об этом догадываетесь.
Изображение треугольника на консолях в спинках кресел слегка изменилось, в то время как голос продолжал звучать.
- Да, вы достигли нашей планеты уже давно. Мы решили подождать, когда вы сможете беспрепятственно путешествовать по солнечной системе, выйдя на качественно новый уровень технического развития. Чтобы вы были готовы воспринять истинное положение вещей. Вы будете первыми, кто снова вступит на свою родину. Но перед этим состоится финальная часть эксперимента. Естественно, ваш корабль был выбран не случайно. На нем есть представители различных возрастов, профессий, психотипов и темпераментов. Через час мы снова активируем ваших виртуальных помощников. И дадим вам выбор. Но не всем, а - каждому. Каждый из вас решит, готово ли человечество узнать свою истинную историю. Если вы ответите «да», то мы моментально свяжемся со всеми государствами вашей планеты и изменим вашу жизнь навсегда. Вы узнаете все про себя, свои возможности, а главное поймете, зачем был нужен этот эксперимент. Если вы ответите «нет», мы отправим вас домой. Вновь плотно закроем свою атмосферу и еще несколько тысяч лет будем наблюдать за вашими успехами, выжидая нужный момент, когда вы будете готовы. Итак, вы можете обсудить свое решение в течение часа. Но окончательный выбор сделает каждый лично. Надеюсь, вы примите верное решение. Время пошло.
Мальчик бросился бежать по приплюснутой костистой голове к спине рыбы, мимо мужчины, и второго более рослого паренька, который длинным деревянным крюком, напрягаясь изо всех сил, придерживал открытой костяную жаберную створку ихтецелоса. Пробегая мимо старшего товарища, мальчишка увидел пульсирующую нежно-розовую мякоть жабр. Если позволить рыбине плотно закрыть обе створки, она может в любой момент нырнуть и зарыться на десяток метров в жирную скользкую илистую гущу, утаскивая за собой и наездников. Там она свернётся клубком, пока загустевшие склизкие выделения её брюха не превратятся в оболочку пузыря-капсулы, и уснёт на долгие годы. До следующего лунного прилива или пока не растают полярные льды.
Мальчишка схватил кожаное ведро с шипа спинного плавника. Хватаясь за веревку, протянутую между шипами, царапая в кровь и разрезая кожу на ладони об плавник, он пробежал по сухой шелестящей чешуе к хвосту, рискуя упасть в болото. Балансируя на извивающейся спине, мальчик закинул ведро в канаву, остающуюся следом позади ихтецелоса и, зачерпнув из неё относительно чистой воды, бросился бежать обратно к голове.
Едва он расстегнул кандалы, Дия обессилено упала ему на руки. Лицо и тело пятнали синяки, губы кровоточили.
– Девор убил бы меня, если бы не вы. Спасибо. – Женская ладонь коснулась его щеки и безвольно упала.
– Эй, ты чего? – Капитан поднял узницу и понес в свою каюту – здесь смердело кровью и все напоминало о кошмарных днях заключения. Больше она сюда не вернется.
Обернувшись к Мире, театральный хозяин жестом профессионального эксгибициониста распахнул пальто:
– Выбирай! Я сегодня добрый!
На подкладке висело не поддающееся счёту количество наручных часов, хронометров, браслетов и серёжек, кружевных платков, портсигаров и запонок.
Мира спросила, нет ли у «Театрала» ножа-бабочки.
К сожалению, в недрах пальто нашелся только тупой нож для рыбы.
– Ма-амочки! – аж присела Лина.
– А ведь это – шедевры... не хуже, чем у того хлыща, – восторженно прохрипел Боря, имея в виду «продать можно дорого». – И художником запишем демона... ик!
– Демон Энтропиевич Максвелл! – торжественно провозгласил Кузьма Петрович.
Единственное, что радовало Тито - одинокий темный буревестник, любивший свободу и попутные ветра. Этим утром, как и всегда, он вместе сели в лодку и отправились рыбачить - море звало.
Испугавшись, что деду плохо, Наташа дёрнула дверь, и та отворилась.
Сперва Наташа замерла как вкопанная. Дед сидел на коленях на полу, обхватив руками седую голову, и что-то еле слышно причитал.
Молодая женщина шла по левую руку от вожака. На ней не было доспехов, как на мужчинах, а платье не походило на те простые длинные рубахи, подпоясанные кожаными полосками, которые носила сама Кэйли и другие девушки. Платье городской было красным, как ягоды брусневики и казалось таким гладким, что хотелось провести по нему ладонью. Короткий подол до колена открывал блестящие коричневые сапоги с диковинными застёжками и ремешками. Но больше всего Кэйл поразило лицо – ярко расписанное краской. Узоры перетекали со лба на волосы, причудливо переплетённые лентами и цепочками.
Насадив на крючок то, что раньше было рыбой и теперь напоминало кашу, мальчишка опустил приманку с грузилом под воду. Поплавок остался на поверхности, и пара чаек, не мигая, уставилась на него, гипнотизируя.
Мистраль все посматривал на «бороду» кучевых облаков, вальяжно развалившись в лодке, а Тито опустил одну руку в воду, задумавшись.
Героиня рассказа Вендетта поднимается на серебристом драконе к парящему ресторану, чтобы встретиться с Андре.
В этот момент на дороге возникает фигура человека с плакатом в руках. Дэниэл резко жмет на педаль тормоза, машина со свистом останавливается перед темной персоной. Человек на дороге невозмутимо оборачивается и показывает пальцем в небо. После переводит палец на плакат и задумчиво кивает. На плотной бумаге красным маркером написано всего два слова: «Прошлое близко».
— Она огромная, — настаивал парнишка, — как… дом.
Она стояла посреди русла, и вода едва доходила ей до брюха. Белая, с черными пятнами: большими вокруг умных, всепонимающих глаз и мелкими, рассыпанными около блестящего носа. С вислых, покрытых курчавой шерстью ушей потоками текла вода. И все было бы ничего, просто молоденькая сука белой масти вынырнула из воды, если бы не была она с трехэтажный дом, если б водопады не струились с ее боков и ушей,
— Она на свист из воды вышла. Вода вокруг нее кипела, пар клубами шел. Было очень страшно смотреть.
Но перевернулась и на лапы встала. Постояла так посередине реки. Вода ей до пуза едва доставала.
— Сколько тут метров глубина? — спросил Агапов подошедшего Сидорчука, тот слушал рассказ ребенка, чуть не открыв рот от недоумения, временами выразительно поглядывал на Агапова.
— Метров пять в середине будет, что-то ты пацан заливаешь.
Зрелище было совершенно неописуемым. Пространство здесь не имело границ, и в то же самое время, у Серёгина присутствовало стойкое ощущение, что он находится в исполинском тоннеле, в конце которого мерцает фиолетовый свет.
Он чувствовал, что несётся сквозь это пространство с безумной скоростью, и вместе с тем пребывает в совершеннейшей неподвижности.
Внезапно, прямо из пустоты материализовалась грандиозная, величественная структура, похожая на сплетение ветвей дерева, тянущихся из бесконечности в бесконечность. Серёгин понял, что не может определить диаметра этих «ветвей». Они виделись ему тонкими, словно прутики, и одновременно громадными, как штольни, прорытые великанами.
Длинные перья-кинжалы вонзились в грудь, в живот, я выгнулась от разрывающей боли. Сознание отделилось и со стороны наблюдало, как кинжалы вышли из спины, а потом страшное существо выдернуло их, платье окрасилось красным. <...> И стала падать. <...> Я летела, кувыркаясь в воздухе, но так прекрасно! Ничего не чувствовала. Казалось, что я падаю легко и красиво — и с удивлением смотрю на красные пятна на теле, и, медленно вращаясь, опускаюсь
Картинным жестом распахиваю полы длинного плаща. Вся подкладка – сплошные карманы. В каждом кармане по коробочке.
Знаете, что там? Угадайте! Не рискнёте? Жаль. А хотите, продам вам немного избыточного фантазёрства? У меня даже донкихотство есть! Для вас со скидкой. Нет? Ну ладно-ладно. Не заводитесь, я же просто предложил. Что же в коробочках? Демоны.
.... я стоял на вершине холма, наблюдая, как стихия смывает мегаполис. Падающая с неба сплошная стена воды скрывала город, который угадывался лишь по силуэтам крупных зданий и ярким пятнам крыш. Иногда под напором ветра завеса дождя расступалась, и тогда становилась видна происходящая в низине драма. Под оглушающий грохот городские постройки одна за другой скрывались под водой, рушились и целыми пластами уносились в море, которое поглощало их пенящимся водоворотом .....
.... Она прекрасна.
Красная и яркая настолько, что даже бледные ночные фонари отражаются на ней как самое ослепительное в мире солнце.
У неё нет крыши и ветер немедленно забирается под футболку.
Хотя почему на мне футболка? Столь будничная одежда не соответствует ситуации. На мне должен быть пиджак, но не новый, а немного потрепанный… вещь с историей, как и моя мечта…
- Арчи, она не поедет – кто-то безжалостно врывается в мои грезы.
Я снова в своей палате, на своей койке. Ничего не поменялось…
- Почему? – с досадой спрашиваю я.
Чарли смущается: - Ну… знаешь… бензин. Машина должна быть заправлена, чтобы ехать. А это выставочный образец, и бак у него на нуле. Она просто стоит там и привлекает внимание.
- Очень жаль. – говорю я. В моем видении я всё еще сжимаю руль, чувствую ветер в волосах и смахиваю осколки витрины с сиденья.....
На рисунке изображен главный действующий персонаж рассказа - Дия и капитанская шхуна "Чайка", которая оказалась в плену чар суккуба
Лина посмотрела на него, и они впервые встретились взглядами. От этого взгляда Славке стало не по себе. Словно и не обычная девчонка на него уставилась, а… даже не объяснить словами. Но одно Славка чувствовал явно: глаза эти насколько сильно пугают, настолько же сильно и манят.
Когда вся команда оказалась мертвой, тогда капитан понял истинную сущность женщины на борту корабля.
Гор ещё не успел отреагировать, когда в модуль, пользуясь тем, что муж стоял чуть в стороне, метнулась экипированная Маша. Только была тут – а уже активировала дверь, нырнула в лабораторию. Вход запечатала.
– Мария!..
Секунда на принятие решения. Минута на переодевание.
Гор ворвался в модуль. Схватил жену за руку.
– Ты что творишь?! Немедленно убирайся, это может быть опасно!..
– Гор, миленький, я должна проверить...
– Ничего ты не должна!
Гор подтолкнул Машу к выходу. Однако та вывернулась.
Набычилась.
Как не делала никогда.
– Хватит, Гор! Прекрати! – приказала она. Положила руку в перчатке на объект.
– Повторяю, немедленно... – наливаясь злостью, начал было Гор, но Маша перебила:
– Я – учёный, имею право обследовать...
Как вдруг осеклась.
Рюрик присвистнул. Гор замер.
Рука Маши испуганно отдёрнулась.
Потому что «гробик» трепыхнулся живым существом. И верхняя часть его стала раскрываться, выдвигая нечто из середины.
Секунда, вторая – и это нечто застыло дюймовой башенкой. На ней, точно яйцо Фаберже, светилась капсула – стеклянная на вид, полная некого раствора. Но не это было самое потрясающее.
Капсула не пустовала.
– Эмбрион, – бесцветным голосом сказала Маша. – Человеческий.
– Живой, – добавил Рюрик.
...И издал сухой смешок, повернувшись к Гору:
– Команданте, это не гробик. Люлька.
Тишина.
– Уничтожить.
"Несколько крупных клопов спрыгнули с ветвей на костистую голову ихтецелоса и нацелились жвалами в нежные участки кожицы вокруг глаз. Резким движением длинный шест, увенчанный метёлкой, сбросил мерзких насекомых с головы рыбы".
"(...)Помощник с силой надавил крюком, как рычагом, на жаберную крышку, заставляя её приоткрыться ещё сильнее. Рыбина резко повернулась, едва ли не падая на левый бок. Лишь бы грязь и болотная жижа не попали на нежно-розовые дуги".
"(...)Невнятного вида иглокожие твари и моллюски, не успевшие убраться с пути гиганта, бились в предсмертных судорогах, раздавленные чешуёй сухопутной рыбы. Их размозжённые тельца разрывали на куски всевозможные раки, черви, мокрицы и существа, для которых в человеческом языке ещё не было имен".
"(...)Секунд понятия не имел, что это за твари, но выглядели они мясистыми и съедобными. Целая свора этих существ, извиваясь змеями и загребая ножками-ресничками, металась между стволами хвощей и обескураженными их повлением целокатами".
Фрагмент в пещере. Изображены главные герои: эльф и наг.
В иллюстрации отображена общая концепция рассказа
В иллюстрации отображена общая концепция рассказа
